«Снова вспомнил Ленинград...»: Письма Юрия Казакова
Вступ. ст., публ. и коммент. И. Кузьмичева // Звезда. — 1990. — № 1. — С.
С.
Из вступительной статьи, с.
«...в ноябре 1957 года в Ленинграде состоялся Всероссийский семинар молодых прозаиков. Казаков в нем участвовал и потом надолго подружился с Виктором Конецким, Глебом Горышиным, Эдуардом Шимом и другими своими литературными сверстниками. Они Казакова любили, признавали его яркую одаренность и мастерство, — правда, не без доброго соперничества, не без критики,— а Казаков ценил своих ленинградских друзей за талант, за серьезное отношение к литературе, за вкус к странствиям. Потребность духовного общения с ними была у него искренней и многолетней.
<...> Г. Горышин рассказывает вот что: „В течение десяти лет мы изредка переписывались с Юрием Казаковым. Он был великий мастер письма писать. То есть он писал их без малейшего внутреннего понуждения; в каждом его письме запечатлен порыв души: куда-нибудь съездить, сплавать, на кого-нибудь поохотиться, порыбачить; нас притягивала друг к другу наша общая страсть к путешествиям-авантюрам. При этом надо заметить, что мы вместе с Юрием Казаковым ни разу не путешествовали, даже не сделали ни единого шага в предполагаемом в письмах направлении. Только все собирались, приглашали друг друга. Я думаю, загоревшись идеей — куда-то рвануть, что-нибудь такое предпринять, — Юра садился писать письмо; в письме идея исчерпывалась, порыв погасал. Потом на ум приходило что-то другое...“»
Г. А. Горышину
Дорогой Глеб!
Я тут совсем было расхворался.
Поздравляю тебя с должностью.1 Она полезна тебе, все-таки будешь являться в присутствие, а следоват. и пить меньше.
Употреби свою должность на добрые дела. Помогай старикам. На молодых плюнь, они олоды, здоровы и своего добьются. А есть талантливые забытые старики наподобие нашего Шергина — и вот таким надо помочь, вспомнить их, провести творческий вечер, рекомендовать что-то для переиздания, схлопотать путевку в Ялту и т. п.
Как твоя новая книжка? Пришли, если вышла.
Плохо, старина, болеть — полтора мес. у меня был грипп с возвратами, только начну ползать, опять укладывает, — хреново это.
Как Курочкин? Жалко его. В санаторий его надо. Он у меня раз был со страшного похмелья и не хотел показать, что с похмелья, а взгляд был дикий, и руки тряслись, и весь как студень.
Я, наверно, летом проездом буду в Питере, хорошо бы, если б ты был. Проездом — это значит, что хочу побывать в Карелии, туда дороги хорошие? Ты машину, гляди, не продавай. Она 100 тыс. км может служить без кап. ремонта, а это для нашего брата на 10 лет! Я и сам было хотел продать, а потом как вспомнил очередищи на автобусы да на поезда (летом особенно), да бессонные ночи на всяких вокзалах и автоб. станциях, так меня в дрожь кинуло, все-таки свои колеса это вещь.
Курочкину, при случае, поклонись.
Охоту в этом году, наверно, запретят? Жалко, я только настроился — в прошлом году я совсем не охотился.
Вася Аксенов сидит в Алма-Ате, стряпает сценарий по переведенному им же казахск. роману. Мой сценарий приняли. Вот так-то.
Как там у вас зима? Нас тут совсем замучила — морозы до сих пор ночью в 20°! Надоело!
Хочу сморчков!
Хочу учиться на рояле. Играть Шопена.
Куплю летом рояль.
Будь здоров, милый, пиши иногда.
15 марта 1969 года. Абрамцево.
Ю. Казаков.
Дорогой Глеб!
Ой как я тебя понимаю, ой понимаю! Еще бы! — после всех-то Парижей, Мадридов, Барселон, Канарских островов, после громадного кабинета с громадной приемной (как пишет Марк) — еще бы, говорю я, — любого потянет за сто верст киселя хлебать. А мне, грешному, это выходит не в жилу. Да и есть ли там у тебя зайцы? А собаки? А удобства?
Нет, милый, еду я в Орловскую губернию, в имение князя Дмитрия Кантемира. А там ждут меня егеря и свора гончих и уютный коттедж в сосновом лесу со столовой и с кухней, где можно готовить зайчиное рагу.
Но ты, небось, уж давно на Ловати, а я собираюсь в последней декаде ноября. Я тебе потом напишу, как там было.
А ты что, в самом деле вознесся? Мне тут попалась заметка о перевыборах в вашем Правлении, но ни твое, ни Конецкого имя не мелькнуло, а я вас двоих только знаю и люблю.
Будь здоров, дорогой, ни пуха ни пера!
14 ноября 75 г.
Твой Ю. Казаков.
Дорогой Глебыч!
Прости, что так поздно отвечаю тебе на твое такое хорошее и столь смутившее меня письмо и на твою прекрасную книгу.2 Я ее всю прочел, и оказалось, что — перечел: все твои вещи я читал, но удовольствия у меня от этого не убыло!
Задержался я с ответом, потому что вскорости ждал свою книжку3 и хотел, так сказать, отдариться. Сидел я в Абрамцеве, а книжка моя вышла, а редактор мне об этом не сообщил (странный редактор у меня). Одним словом, я ее прохлопал, а когда узнал и послал режиссеру своему телеграмму с просьбой купить для меня, то — куда там! Наконец получил я 2 экз. (переиздание!) и совсем загорюнился: вместо 200 тыс. дали мне 100 тыс., а это, как ты знаешь, тысячи три убытку, а потом столько опечаток, сколько не было их у меня во всех моих книжках: барахтались вместо бархатились (про осины), Алешка мой стучит по столу ножкой, а не ложкой, пропуски слов и даже нескольких, так что я в двух местах даже и не понял, об чем речь, вставили мне почему-то медуницу (вместо таволги) и, значит, ее белую кипень! и шапки!
Словом, сплошное неудовольствие.
Но я доволен отчасти, что удалось протащить «Ни стуку, ни грюку» и «В город», кот. у меня вышвыривали из всех сборников. И почти целый «Нестор и Кир» (он был целый набран, но тут уж, наверное, цензура).
Теперь об охоте. Мне почему-то представилось, что в твоей деревне зайцев много и тетеревов (с чучелами на них). И я рассчитывал на середину ноября, конец откладывая на Орел. А Марк долго не отвечал, и теперь все сваливается на декабрь, значит, чернотропа не будет, будет снег, зайца не увидишь, собак у нас нет... Да еще Марк предлагает Нагибина позвать и чтоб ты на своей ехал, а я на своей, а еще Рощин тоже на своей — на трех машинах за одним зайцем? Это раньше только пьяные купцы ездили на трех лихачах. Не знаю, что и сказать! Если снег, то еще и лыжи волочить надо!
Может, тогда не на Ловать, а ближе к Новгороду? Нет! — ближе новгородцы все, небось, выбили. Словом, подумай, как лучше.
Книжку я все-таки надеюсь достать и тогда тебе пришлю.
Будь здоров, пиши!
18.Х1.77.
Твой Ю. Казаков.
1 Глеб Александрович Горышин (р. 1931) — ленинградский прозаик и публицист, был секретарем Правления Ленинградской писательской организации, работал главным редактором журнала «Аврора».
2 Горышин посылал Казакову сборник своих рассказов «С наилучшими пожеланиями» (1977).
3 Речь идет о книге Казакова «Во сне ты горько плакал» (1977).