Опубликовано: Рус. литература. — 2008. — № 3. — С. 216–222.

«Бог дал мне встретиться с Вами...»:
Письма Г. А. Горышина к И. С. Соколову-Микитову

Публикация А. Г. Гродецкой

С 1988 по 1998 год Глеб Александрович Горышин состоял членом редколлегии журнала «Русская литература». Публикация его писем подготовлена к 10-летию со дня смерти (10 апреля 1998 г.).

Четыре письма Г. Горышина к Ивану Сергеевичу Соколову-Микитову сохранились в архиве Соколова-Микитова в Пушкинском Доме (РО ИРЛИ. Ф. 595. Оп. 3. № 196. Л. 1–8).1 В первом из них звучит искреннее, чуть наивное, быть может, признание: «Моя мечта — написать книгу о Вас». Книга, так в результате и не сложившаяся, писалась Глебом Александровичем всю жизнь: снова и снова, десятилетие за десятилетием он обращался к творчеству, литературной и жизненной судьбе Соколова-Микитова — в рецензиях, статьях, предисловиях, публикациях, в моментальных зарисовках с натуры.2 Впервые — в горячей, удивленно и влюбленно восторженной газетной заметке «Цельность писательской судьбы», напечатанной в 1965 г. в «Вечернем Ленинграде», где, откликаясь на выход в свет книги «По морям и лесам»,3 нашел те определения яркого литературного дара Соколова-Микитова, которые повторял и позднее. «Книги Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, читали наши родители, их дарили нам в детстве, — так начиналась заметка. — В зрелые годы мы открываем в них для себя заново прокаленный солнцем, проветренный, прекрасный и яростный мир. <...> Без малого полвека делает Соколов-Микитов не столь шумное и, быть может, наиболее плодоносное дело в литературе: рассказывает чистейшим, всесильным по своей изобразительной красочности русским языком о светлом и огромном, о том, ради чего стоит жить и бороться, — о Родине, о природе, о доброй широте русского человека».4 И здесь же — первые впечатления от встреч с 74-летним «патриархом» русской литературы: «Он велик ростом, крупны его лицо, плечи, руки, лохмата и широка борода. Уроженец смоленской деревни, в начале века он плавал матросом на товаро-пассажирских судах вокруг Европы. Он летал механиком на первом русском самолете „Илья Муромец“. Не считаясь с нарастающими годами, снова и снова отправлялся в полярные экспедиции. Не расставался всю жизнь с охотничьим ружьем. Брал медведей в берлогах. И поныне предан исконной русской охоте — на глухариных токах».5

Очерк, написанный Г. А. Горышиным к 80-летию Ивана Сергеевича, назывался так же — «Цельность писательской судьбы».6 К 10-летию со дня смерти в «Нашем современнике» он опубликовал статью «Я сам был Россия...», в названии которой — цитата из рассказа Соколова-Микитова «Свидание с детством».7 В это время Горышин возглавил комиссию по литературному наследию Соколова-Микитова и редколлегию 4-томного собрания его сочинений, к первому тому которого написал вступительную статью.8

О цельности писательской судьбы речь идет во всех очерках и статьях Горышина о Соколове-Микитове, о цельности, подчиненной «однажды выбранному курсу, одним и тем же ориентирам, <...> — «Россия, природа русская, народ русский, благо народа, любовь, революция, верность долгу художника-гражданина, служение русской литературе...».9 В очерках Горышина нет пафоса, и быть может, это единственный в них патетический фрагмент. Написанное Глебом Александровичем о Соколове-Микитове соединяет личные впечатления и воспоминания, литературный портрет писателя, признание в любви к нему (очень искреннее — а за искренность Горышина в критике и ругали, и хвалили), похвальное слово писательству, классической русской литературе, которую в XX веке Соколов-Микитов, в представлении Горышина, собою являл. Сказанное о Соколове-Микитове было для него во многом и его собственной авторской исповедью, собственной эстетической декларацией.

И еще один очерк о творчестве Соколова-Микитова (первоначально названный «Зеленеет веточка», а затем вновь — «Я сам был Россия») Горышин включил в две свои книги, изданные в 1980-е гг., — «По тропинкам поля своего» и «Жребий: Рассказы о писателях».10 Названия книг в обоих случаях многоговорящи, речь в них идет о литературном пути автора, о предопределенности этого пути.

С Соколовым-Микитовым Глеба Александровича связывало благодарное сознание творческой близости, родственности, почти сыновности. Обыгрывая и отчасти мифологизируя эту семейно-родственную идею, называя Карачарово сказочным Лукоморьем, а Соколова-Микитова «карачаровским дедом», Горышин причислял себя к его литературным внукам, признаваясь: «Одиноко, дико в литературе брести на ощупь, без родословной, без мудроглазого деда, очевидца и действующего лица истории. <...> Родство мое с Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым я отыскал для себя в литературном многотомье, не претендуя на права наследования. Мне мила и близка микитовская восторженная преданность живой телесности мира».11 О своей близости «странствующей музе» Паустовского и Пришвина Горышин также писал не раз, но Ивана Сергеевича он знал лично, ему выпала возможность его слышать, за ним наблюдать, записывать. И родство с ним было особого свойства, не случайно глава «Карачарово» включена Горышиным в повесть «Родословная» (1969), посвященную родителям.

Глеб Александрович выступал и публикатором текстов Соколова-Микитова. В 1991 г. в «Новом мире» вместе с П. П. Ширмаковым он публикует в бесцензурной редакции «Карачаровские записи» 1950-х—1960-х гг.;12 в 1992 г. в «Авроре» — статью «Внимательные глаза перед чугунными поворотами»;13 в «Русской литературе» совместно с А. С. Жеховым — четыре очерка Соколова-Микитова из берлинской газеты «Руль» с предисловием, озаглавленным вопросом, заданным Соколову-Микитову Твардовским: «Как Вас с такими глазами не расстреляли?».14 Эта публикация стала последним словом Глеба Горышина о любимом писателе, произнесенным к его 100-летию.

Познакомился Горышин с Соколовым-Микитовым в Ленинграде (вероятно, именно в 1965-м), о первой встрече с ним в одном из очерков рассказал сам.15 Привел его к Соколову-Микитову в квартиру на Московском проспекте замечательный художник и книжный график, знаменитый своими рисунками к «Калевале», иллюстратор десяти книг Соколова-Микитова, Валентин Иванович Курдов. Курдов, как и Соколов-Микитов, был страстным охотником, понятно, что охотником и путешественником был и молодой в ту пору, но уже активно печатавшийся ленинградский прозаик Глеб Горышин. К середине 1960-х он отработал несколько лет корреспондентом молодежной газеты на Алтае (окончив факультет журналистики ЛГУ в 1954 г.), затем (в 1958—1962 гг.) — в геологических и изыскательских партиях в Приамурье, на Камчатке, на Курилах, Командорах, в Хибинах, вновь на Алтае; в 1962 г. ГОрышин — корреспондент «Правды» на Сахалине. Публиковаться начал в 1957 г., в 1958-м вышел первый сборник написанных на целине рассказов «Хлеб и соль», в 1960-м принят в Союз писателей. Экспедиция на Восточный Саян дала материал для таежных рассказов «Земля с большой буквы», «Саранка», «Три связки оленей»; из зоны затопления Братской ГЭС (где он прорубал «судовые хода»), из Забайкалья, с Дальнего Востока Горышин привез повести и рассказы «Близко море», «Живые люди», «Накат», «Около океана», цикл очерков «Кто сидит со мной у костра». Они вошли в сборники, изданные в начале 1960-х: «Фиорд Одьба» (Л., 1961), «Земля с большой буквы» (М.; Л., 1963), «Синее око» (Л., 1963).

Путевой очерк остался основным рабочим жанром Глеба Горышина, дорога — главным сюжетообразующим мотивом его прозы. Подробный путевой дневник или же летучие, беглые заметки, письма с дороги (и даже «открытки с дороги») — привычная ему, любимая им литературная форма. О главном своем творческом принципе Горышин писал: «Надежда моя — на дорогу или, вернее сказать, на тропу; мой сюжет на тропе, надо вначале его отыскать, промерить сюжет ногами, а потом написать. Это правило я выработал для себя за годы странствий...».16

И еще одному принципу, определившемуся уже в ранней прозе, Глеб Александрович сохранил верность навсегда — журналистскому по своей природе принципу документализма, когда цену прежде всего имеет подлинность и достоверность, когда в центре внимания оказывается реальное событие и конкретный человек. Собственную художественную документалистику он несомненно рассматривал как преемственную по отношению к Соколову-Микитову, назвав его «искателем сокровищ человеческих душ» и имея в виду героев его документальных повествований.

Горышин много работал в жанре повести-репортажа, особенно в 1970-е гг., рассказывая о землепроходцах Сибири и земледельцах центральной России, о спасателях в Хибинах. Делатели, труженики, искатели — герои его прозы, и автором движет интерес к яркой человеческой судьбе. Но интересовала Горышина и яркая судьба в документе, в личных дневниках, записках. А где записки и хроника жизни, там больше, чем судьба, там и движение истории, и ее осмысление, и жизненная философия. Редактированию и изданию чужих дневников и записок Глеб Александрович отдал много сил. Он издал, например, «величиною в целую жизнь» хронику плаваний исследователя Арктики Евгения Николаевича Фрейберга («От Балтики до Тихого...»), многолетние дневниковые записи наблюдателя поста гидрометслужбы на Телецком озере Николая Павловича Смирнова («Не только о погоде»). У него есть рассказ «Чужие рукописи», кончающийся словами: «Чужие рукописи остаются с нами, как наши сердечные боли».17 С сердечной болью, я думаю, работал он и над рукописями Соколова-Микитова.

Творчески сближает и роднит Горышина с Соколовым-Микитовым, помимо прочего, и автобиографизм.18 Повествователь в прозе Горышина всегда узнаваем, это он сам, с искренним признанием: «Я хотел писать повесть, но получался дневник».19 За «навязчивый автобиографизм» его много ругали, и вероятно, образцом, опорой, оправданием собственной творческой манеры ему мог служить художественно убедительный и яркий автобиографизм Соколова-Микитова.

В последние десять лет жизни весну, лето и осень Глеб Александрович проводил в вепсской заброшенной деревне Нюрговичи, создавая вослед Соколову-Микитову собственные «письма из деревни», собственную хронику угасающей деревенской жизни, с пристальным вниманием фиксируя смену социальных, природных, погодных, собственных душевных состояний, с подлинной нежностью описывая, как и Соколов-Микитов, русские березы и осины.20 В последние годы он все чаще писал стихи, включая их в прозаический текст, да и само его повествование все ближе становилось ритмически и образно стихотворениям в прозе.21 Восхищение перед чудом жизни и благодарность за это чудо остались главными мотивами прозы Горышина. Путевой и «производственный» (условно говоря) очерк, письма из деревни, рассказы о писателях, записки натуралиста, охотничьи рассказы составили основные жанры этой прозы. После 50-ти Глеб Александрович, как и Иван Сергеевич, следуя его жизненной заповеди и представлению о том, каким должен быть настоящий охотник (И. С. Аксаков, Н. А. Зворыкин), не брал в руки ружья, оставив для себя лишь удовольствие грибной и рыбной охоты.


1 Искренне благодарю Я. В. Звереву за сообщение сведений о письмах. Ответных писем Соколова-Микитова в личном архиве Горышина, к сожалению, нет.

2 См. подробнее: Гродецкая А. Г. Соколов-Микитов в литературной судьбе Глеба Горышина // И. С. Соколов-Микитов в русской культуре XX века: Материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 115-й годовщине со дня рожд. И. С. Соколова-Микитова. Тверь, 2007. С. 151–161

3 Соколов-Микитов И. С. По морям и лесам: Повести, рассказы, записи давних лет, воспоминания / Предисл. А. Т. Твардовского. Худож. В. И. Курдов. М.; Л.: Сов. писатель, 1964. Книга сохранилась в библиотеке Горышина.

4 Вечерний Ленинград. 1965. № 183. 5 авг. С. 3.

5 Там же.

6 Звезда. 1972. № 5. С. 191–193.

7 Горышин Г. А. «Я сам был Россия...»: О творчестве И. С. Соколова-Микитова // Наш современник. 1985. № 8. С. 178–186.

8 Горышин Г. Сердце писателя // Соколов-Микитов И. Собр. соч.: В 4 т. / Ред. колл.: Г. Горышин, А. Соколов, Г. Холопов. Л.: «Худож. лит.», Ленингр. отд., 1985. Т. 1. С. 5–22.

9 Там же. С. 11.

10 Горышин Г. По тропинкам поля своего: Странствия. Размышления. Л., 1983. С. 231–244; Горышин Г. Жребий: Рассказы о писателях. Л., 1987. С. 164–196.

11 Горышин Г. Жребий: Рассказы о писателях. С. 165.

12 Соколов-Микитов И. Из карачаровских записей / Публ., предисл. и коммент. Г. Горышина // Новый мир. 1991. № 12. С. 164–178.

13 Горышин Г. А. Внимательные глаза перед чугунными поворотами: Об Иване Сергеевиче Соколове-Микитове // Аврора. 1992. № 11/12. С. 88–92.

14 Горышин Г. А. «Как Вас с такими глазами не расстреляли?»: (К 100-летию И. С. Соколова-Микитова) // Русская литература. 1992. № 2. С. 176–190.

15 Там же. С. 176.

16 Горышин Г. Сюжет на тропе // Лит. Россия. 1976. 23 апр. С. 8.

17 Горышин Г. Жребий. С. 59.

18 См. об этом: Творчество И. С. Соколова-Микитова: Сб. / АН СССР, Ин-т рус. лит (Пушкинский Дом). Редкол. П. П. Ширмаков (отв. ред.) и др. Л.: Наука, 1983. С. 6–7.

19 Горышин Г. Синее око. Л., 1963. С. 221.

20 См.: «Луна запуталась в березе», «Слово лешему», «Возвращение снега», «По весне, по осени» (Север. 1991. № 12; 1992. № 8; 1993. № 3, 12); «Назову собаку Песси», «Меняют нижние венцы», «Время дергача» (Москва. 1994. № 9; 1995. № 6). Циклы очерков были собраны автором в книгу «Слово лешему», изданную посмертно (СПб., 1999).

21 За свой счет им изданы два небольших поэтических сборника: «Виденья» (Л., 1990) и «Возвращение снега» (СПб., 1996).

1.

Милый Иван Сергеевич!

Время уходит быстро, хочется повидать Вас, но все не выдавалось удобного случая. Весной я восемь ночей пролазил по болотам, мечтая убить глухаря. Был в Приладожье, на Паше и Ояти.1 Нашел наконец такие места, где глухарь есть, поет.2 Убил одного и привез, мечтал подарить его Вам к Маю, но уже не застал, Вы уехали в Карачарово.3

Так вышло, что уже после закрытия охоты я попал в заказник обкома на Вуоксу. Там с оператором телевидения мы делали коротенький фильм «Пробуждение леса». И еще мне повезло наслушаться глухариных песен. В заказнике много глухарей, к токам подведены асфальтовые дороги. Песню глухариную можно услышать даже из окна комфортабельной гостиницы. Токуют глухари в сухих березовых рощах.

Много я прочел за последнее время Ваших книг, Иван Сергеевич. Они были для меня внове, и чтение их было для меня одной большой радостью. Морские Ваши рассказы4 согревали и очаровывали меня своей солнечной восторженностью и напряженностью чувства. Ощущения от Ваших рассказов — мощны, телесны. Я будто прошел прокаленными улочками Стамбула и обомлел, потонув в голубых глазах турчанки.5

Мир Ваших книг материален, многокрасочен, его атмосфера — душевная талантливость людей, Ваш мир освобожден от словесного шлака и пыли. А нынче все больше и больше пылят словами. Ваши книги для меня были как бы освобождением от словес, возвращением к подлинным ценностям бытия.

Я написал о последней Вашей книге, вышедшей в «Советском писателе» маленькую статейку по просьбе "Вечернего Ленинграда".6

Моя мечта — воспользоваться столь искусно построенным и осуществленным Вами сюжетом — Вашей работой и жизнью — и написать книгу о Вас. Поэтому в особенности я дорожу каждой встречей с Вами.

Желаю Вам, Иван Сергеевич, от всего сердца здоровья и ясных дней.

С глубоким уважением и любовью
Глеб Горышин.

На конверте: Калининская обл., Томаковский р-н, Карачарово. Ив. Серг. Соколову-Микитову. Обратн. адрес: Ленинград, К-21, пр. Раевского, 18, кв. 19. Горышину Г. А. Штемпели: Ленинград — 26.06.65; Карачарово, Калининской обл. — 28.06.65.


1 В Приладожье, как и на реках Паше и Ояти, Горышин и позднее бывал часто, находя здесь сюжеты для очерков и рассказов. С этими местами связана биография его отца Александра Ивановича Горышина (1907–1970), в предвоенные годы директора леспромхоза, в войну и после нее — управляющего трестом «Ленлес», руководившего лесосплавом на Паше для блокадного города; об этом — повесть Горышина «Запонь» (1970). О верности отцовским лесным краям он писал: «Мой папа оставил по себе в наследство вот эти леса, сплавные реки, загруженные топляком под завязку, озера; отсюда он родом, здесь его поминали как полководца лесного войска. Сюда я пришел по его стопам, получив от него в детстве первые уроки географии, послужившие мне путеводной картой в собственной судьбе» (Горышин Г. Слово Лешему: Записи очевидца. СПб.: «Дума», 1999. С 343). Вопросами экологии Приладожья и Прионежья Г. А. Горышин занимался в 1980-е гг., возглавляя экологическую комиссию при Ленинградском отделении Союза писателей. См.: Горышин Г., Региня Л., Самойлов А. Онего сегодня и завтра. Л., 1981; Горышин Г. Глядя в глаза Ладоге. Л., 1989; Ладога. Пока не поздно. М., 1989 (текст к фотоальбому).

2 Глухариной охоте посвящены многие страницы охотничьих рассказов Горышина разных лет; подробно — в его повести «Весенняя охота на боровую дичь» (1986).

3 В собственном домике в Карачарове на берегу Волги, на участке, выделенном ему постановлением Совета министров РСФСР, Соколов-Микитов жил ежегодно с июня 1952 г.

4 Цикл «Морские рассказы» создавался в 1914–1934 гг. на основе впечатлений о плавании по Черному и Средиземному морям на кораблях «Королева Ольга» (1914), «Дых-Тау» и «Омск» (1919–1920), о пребывании в Англии (1920–1921), о путешествии в Голландию и вокруг Европы (1928). Цикл включался во многие сборники Соколова-Микитова; здесь речь идет о сб. «По морям и лесам» (см. выше).

5 Тот же рассказ «Ножи» Горышин вспоминал позднее в повести «Родословная» (глава «Карачарово»): «Я знаю, помню эту новеллу: любовь к синеглазой турчанке и невозможность любви, и нож с длинным, злым лезвием, — чтобы достать сердце врага, и много, много всесильного солнца» (Горышин Г. Лица встречных: Повесть и рассказы. Л., 1971. С. 21).

6 См. выше, во вступ. заметке.

2.

Милый Иван Сергеевич!

«Вечерний Ленинград» напечатал мою небольшую рецензию на Вашу книгу. Посылаю ее Вам.1

Сам я через три дня уезжаю на Черное море, а потом на Северный Кавказ, в санаторий лечить радикулит,2 который меня одолел.

Желаю Вам всяческого здоровья. Надеюсь на встречу в Ленинграде.

Привет Лидии Ивановне.3

Искренне Ваш
Глеб Горышин.

На конверте: Калининская обл., Томаковский р-н, п/о Карачарово. И. С. Соколову-Микитову. Обратн. адрес: Ленинград, К-21, пр. Раевского, 18, кв. 19. Горышину Г. А. Штемпели: Ленинград — 24.08.65; Карачарово, Калининской обл. — 26.08.65.


1 См. выше, во вступ. заметке; газетного текста при письме нет.

2 Санаторий в пос. Кармадон.

3 Соколова (урожд. Малофеева) Л. И. — жена писателя.

3.

Милый Иван Сергеевич!

Совсем недавно я был у вас в Карачарове,1 но так далеко укатила меня дорожка и события последних дней, что кажется, не было этого ничего: ни тихой приветливой Волги, ни ежей под домом, ни заросшей прекрасной вашей усадьбы, ни ваших рассказов, коим нет цены, потому что это рассказы последнего очевидца, участника жизни почти что уже легендарной. Будто все привиделось во сне. Но если заставить свою память поработать, пройти дорожку в Карачарово сызнова, то становится вдруг тревожно: тянет еще побывать.

Простите меня и мою жену2 за несносную нашу назойливость. Не мы первые. Карачарово обладает большой притягательной силой. Оно тянет и тянет. То, что знаете Вы о минувшей, да и о нынешней жизни, — это и есть, как говорится в ученых статьях, духовное богатство народа.

Спасибо Вам, Иван Сергеевич, за Вашу душевную щедрость. Сентябрь, наверное, будет теплым. И славно будет у вас на Волге. И я буду себя непрестанно корить за то, что я не услышал от Вас чего-то, не успел услыхать. Вы говорили мне когда-то, что Ремизов был первым писателем, которого Вам послал бог встретить.3 Быть может, бог дал мне встретиться с Вами, с первым человеком, несущим в себе достоинство русского писателя.

Может быть, я когда-нибудь напишу о том, что услышал от Вас, что понял за Вашим столом. Я имею в виду не какие-либо душеспасительные истины, а ту редкостную русскую, мужскую, природную естественность и цельность, ваш талант — не только беллетристический, но —человеческий.

Вот побыл два дня дома, чуть присел к столу — и надо опять гнаться к черту на кулички, в Белоруссию, за дочкой. Опять садиться за руль.4

Оно и ладно. Что-то невмоготу мне в последние денечки одному сидеть за столом. Не работается мне. Так бы и махнул снова в Карачарово.

Спокойной, солнечной Вам осени, Иван Сергеевич! Большой привет от меня и моей жены Лидии Ивановне!

Ваш Г. Горышин.

На конверте: Калининская обл., Карачарово. Ивану Сергеевичу Соколову-Микитову. Обратн. адрес: Ленинград, К-156, ул. Орбели, д. 8, кв. 32. Горышину Г. А. Штемпели: Ленинград — 29.08.68; Карачарово, Калининской обл. — 1.09.68


1 Поездка в Карачарово описана в повести «Родословная» (сб. «Лица встречных»; впервые: Аврора. 1969. № 2–3).

2 Эвелина Павловна Соловьева, художник, иллюстратор книг Горышина, его вторая жена.

3 Соколов-Микитов познакомился с А. М. Ремизовым в Петербурге в 1911 г., отдав ему на отзыв свое первое произведение — сказку «Соль земли» (1911). Сблизился и переписывался с Ремизовым в 1911–1914 гг.; в 1917-м несколько месяцев жил у него на квартире (см.: Творчество И. С. Соколова-Микитова. С. 514–515).

4 К началу школьных занятий необходимо было привезти в город из деревни в Белоруссии дочь Анну (т. е. меня — А. Г.).

4.

Милый Иван Сергеевич!

Простите, что сразу не ответил на Ваше письмо. Отправился я ранней осенью на Кавказ, на Северный Кавказ. Нагулялся вволю по горам и лугам, попил кукурузной араки, лечил радикулит в целебных водах.1 Потом спустился к Черному морю, пил молодые вина и старые тоже пил. Наконец вернулся домой. Тут ждали меня пренеприятные события. Моя книга, которая уже вышла в свет, лежала на столе у Михала Михайловича, вдруг оказалась непригодной для выхода в свет.2 Михал Михайлович предъявил мне примерно триста замечаний по тексту вышедшей, прошедшей все цензуры книги. Замечания эти были предъявлены мне не в дискуссионном порядке, а как ультиматум — или быть моей книжке, или не быть. Возникла в издательстве и вокруг некая новая ситуация. Некий новый подход. Я был зол на Михала Михалыча. Вернее, даже не зол, а какая-то усталость, тошнота овладела мною. Тем временем события совершались своим чередом. Михал Михалыч был снят с работы, и злость на него у меня сменилась сочувствием. Всего-то ему оставалось шесть месяцев до пенсии. Сняли.

Книга моя оказалась в руках директора издательства Кондрашова.3 Он присовокупил к прежним замечаниям еще триста своих. Книжку я разрезал. Расклеил ее заново. Опять она пошла в производство. К тем четырем годам, которые понадобились, чтобы лечь этой книжке на стол главного редактора, теперь должно прибавиться еще неведомое время. Опять набор, корректура, цензура. Мой редактор4 получил строгий выговор — за «приятельские отношения» со мной, автором. На собраниях Кондрашов говорит, что порочная моя книга появилась на свет потому, что я ездил в Карачарово и там вел тайные переговоры с Михал Михалычем.5 Маразм достиг своего апогея.

В Питере мокро, тепло. Хорошо бы сейчас походить за зайчиком, на узёрку, подышать лесом. Вспоминаю с самыми теплыми чувствами Ваше Карачарово. Подумываю о том, не перебраться ли на житье в Москву.6 Желаю Вам, Иван Сергеевич, и Лидии Ивановне доброго здоровья.

Ваш Глеб Горышин.

На конверте: Москва И-167, пр. Мира, д. 118-а, кв. 156.7 Ивану Сергеевичу Соколову-Микитову. Обратн. адрес: Ленинград, К-156, ул. Орбели, д. 8, кв. 32. Горышину Г. А. Штемпели: 27.11.68 — Ленинград; 1.12.68 — Москва.


1 В упоминавшемся выше санатории в пос. Кармадон.

2 Речь, видимо, идет о сб. «До полудня: Две повести» (Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд., 1968; подписан в печать 8.12.1968). М. М. Смирнов — главный редактор издательства.

3 Георгий Филимонович Кондрашов — директор издательства «Советский писатель» (Ленингр. отд.).

4 Игорь Сергеевич Кузьмичев — постоянный редактор и близкий друг Горышина.

5 М. М. Смирнов — автор нескольких статей и очерков о Соколове-Микитове, также его биографии.

6 Г. Горышин остался жить в Ленинграде. Здесь он умер 10 апреля 1998 г., похоронен в Комарово.

7 В 1968 г. Соколов-Микитов из Ленинграда (где с 1948 г. жил на Московском пр., 208, до этого — на кан. Грибоедова, 9) переехал в Москву.